Весь мир продолжают будоражить новости из Японии, прежде всего связанные с ситуацией на атомных электростанциях этой страны. Последствия катастрофы на одной из них — АЭС «Фукусима-1» — ещё предстоит оценить мировому сообществу, но уже сейчас ясно, что бесследно они не пройдут. Пока специалисты лишь строят предположения о дальнейшем развитии событий, параллельно делая выводы из случившегося.
В интервью «Красной звезде» и радиостанции «Голос России» ситуацию прокомментировал один из наиболее авторитетных мировых экспертов в атомной отрасли — президент Национального исследовательского центра «Курчатовский институт», академик-секретарь отделения информационных технологий и вычислительных систем Российской академии наук, секретарь Общественной палаты России Евгений Велихов.
— Евгений Павлович, почему ситуация на АЭС стала вмиг такой неуправляемой, что японские специалисты недоглядели, в чём просчитались?
— То, что произошло на Фукусиме, оказалось в плохом смысле слова «потрясающим». Землетрясение силой в 9 баллов плюс 14-метровая волна цунами… На станцию пришёлся, без преувеличения, страшный удар. Но саму станцию эти внешние воздействия в общем-то не разрушили. То есть к японским строителям, к инженерам каких-либо претензий нет.
Но вот дальше в дело вмешались чиновники от атомной отрасли, после чего и начались все неприятности. Японская сторона своей главной задачей почему-то поставила доказать, что их происшествие — это не Чернобыль. Это у русских всё было ужасно, а у нас, в Японии, всё будет управляемо, как на АЭС в «Тримайл-Айленде» (США). Но американцам в той ситуации с их станцией невероятно повезло: там корпус реактора не разрушился, хотя топливо и расплавилось. Я хорошо знаю ту историю, потому что один из моих коллег, с которым мы вместе занимались вопросами термоядерного синтеза, руководил работами по очистке этой станции. Американцы несколько лет(!) после аварии свою АЭС попросту не трогали. Она стояла и охлаждалась. Доступ людей на объект был запрещён.
Принудительное охлаждение если и велось, то только снаружи: в отношении остаточного тепла. И только когда станция «остыла», на неё вошли специалисты, да и то сначала произведя полный анализ ситуации. То есть была проделана большая и сложная работа. Но самое главное, что авария в США обошлась без жертв, без последствий для здоровья людей.
– А в чём ошиблись японцы?
– Японцы, посмотрев на свою ситуацию – корпуса вроде стоят, станция не разрушена, решили основным методом ликвидации возникшей угрозы сделать охлаждение водой. В итоге заражённая вода просочилась в почву, в море, унося с собой радиацию… К тому же во время операции по заливу станции большая группа работников получила высокую дозу радиации, была облучена. Я считаю, что была проявлена просто низкая культура в отношении соблюдения правил безопасности.
– Сразу же после аварии на АЭС «Фукусима-1» зазвучали мнения об идентичности этого происшествия с тем, что случилось у нас, на Чернобыльской станции. Вы были в числе руководителей ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Можно ли говорить о схожести ЧП в Японии и того, что случилось у нас 25 лет назад?
– Я сразу же после событий в Японии заявил: авария чернобыльского типа на японских АЭС исключена. Там нет графита, и гореть там нечему. У нас же, на ЧАЭС, горел графит, была циркониевая реакция. Были и взрыв, и пожар…
В той ситуации 25-летней давности нашей задачей было не допустить попадания осколков деления, накопленных в этом реакторе, а также самого топлива в окружающую среду. Нам нужно было уменьшить выбросы. И прежде всего в атмосферу. Кроме того, необходимо было не допустить попадания радиоактивных веществ в грунтовые и поверхностные воды – в реки Припять и Днепр. Конечно, какая-то часть радиации через атмосферу всё же попала в воду. Но это была небольшая часть. Должен сказать, что всего из аварийного реактора произошло не более 4 процентов выброса. Считаю, что ситуацию нам тогда удалось удержать под контролем. К тому же мы приняли решение – никакой воды. Тушить только песком, локализовать горение, а в дальнейшем добиться того, чтобы масса, находившаяся в реакторе, попросту застыла.
– Скажите, если сегодня, оглядываясь назад, вновь оценить чернобыльские события, – почему масштабы, последствия аварии оказались настолько серьёзными?
– О причинах тех событий спорили много. Было немало разных мнений, попыток обвинить в случившемся ту или иную сторону. Скажу, что эти вопросы будут обсуждаться ещё не раз. Да и вообще рассказывать об этом можно долго.
На мой взгляд, вина здесь оказалась не столько конструкторов и создателей станции, сколько эксплуатантов. Если кто не помнит, вопросы эксплуатации АЭС в стране тогда перешли из ведения Министерства среднего машиностроения, которое профессионально эксплуатировало атомные установки, в подчинение Министерства энергетики. И в результате, скажем так, не совсем продуманных шагов было нарушено огромное количество совершенно чётких, внятных требований безопасности. Это бывает всегда, когда менеджеры забывают о том, что на первом месте должна стоять безопасность. Их интересуют другие факторы, прежде всего экономические. Кстати, мы только что наблюдали что-то подобное на примере аварии нефтяной скважины в Мексиканском заливе. Здесь было нарушено незыблемое правило об уровнях защиты. Причём нарушили это правило вполне ответственные люди: научным руководителем проекта был не кто иной, как замминистра энергетики США. И уже есть отчёт комиссии, утверждённый Бараком Обамой, который потребовал пересмотра всей корпоративной политики по безопасности в нефтегазовой промышленности. Вот и после Чернобыля нам пришлось пересмотреть принципы работы нашей атомной промышленности. Это была большая работа. Но она показала самые положительные результаты. Обратите внимание: после того инцидента никаких крупных аварий в отечественной атомной промышленности больше не происходило.
– И всё же эхо Чернобыля аукается и сегодня…
– Вы знаете, я бы не стал говорить о катастрофе «вселенского» масштаба, как это преподносилось в то время. Мы ведь, наша страна, попали тогда в так называемый «политический оборот». С одной стороны, началась перестройка, развивалась гласность. А с другой – шла борьба с Горбачёвым. К тому же ещё звучали отголоски «холодной войны». Для многих на Западе это был лишний повод упрекнуть нашу страну: мол, у русских всегда всё плохо, у них непригодные технологии и тому подобное.
На самом деле, должен сказать, что, к примеру, экологические последствия аварии на Чернобыльской АЭС вполне можно считать ограниченными. Да, остались ещё места, где запрещена сельскохозяйственная деятельность. Но это две сотни деревень. Конечно, и это немалое количество, но всё же это не сотни тысяч квадратных километров заражённых территорий, не миллионы пострадавших, о которых тогда говорилось.
А вот к числу куда более серьёзных негативных последствий Чернобыля я бы причислил наметившуюся после аварии стагнацию атомной промышленности. В этом плане надо признать, что катастрофа на ЧАЭС во многом оказалась на руку тем, кто был заинтересован в свёртывании атомных программ. И развитие отрасли действительно было приостановлено: и научная составляющая, и практическая деятельность. Во многих странах проекты по строительству новых станций вовсе прекратились. Да и сейчас, после Фукусимы, идут разговоры о закрытии этих программ. В частности, подобные мнения звучат в Европе. Чернобыль оказался для отрасли огромным минусом. К тому же была сломана система подготовки кадров. Атомная промышленность стала непрестижной. Это сейчас сильно сказывается. В том числе и в нашей стране
– Евгений Павлович, а как вы можете оценить качество информированности о происшествиях подобного рода – тогда и сейчас, на Фукусиме?
– Я, может быть, кого-то удивлю, но скажу, что у нас в тот период была полная открытость. МАГАТЭ получило всю информацию и уже в августе 1986 года смогло подготовить полный доклад о ситуации на Чернобыльской АЭС. Руководителей этой организации мы до этого специально пригласили на станцию. Тогда ведь муссировались слухи чуть ли не о десятках тысяч погибших. Мы получили разрешение привезти в Чернобыль иностранных специалистов. Был совершён облёт местности на вертолёте. Эксперты МАГАТЭ привезли с собой новейшие приборы: у нас таких тогда ещё не было. Была предоставлена возможность провести все необходимые замеры. А теперь смотрите – на Фукусиме ничего подобного не происходит. И эта закрытость ещё больше тревожит мировое сообщество.
Читайте также: Новости России и мира.