Сможет ли Россия совершить технологический рывок после 20 лет деиндустриализаци.
Недавно в нижней палате российского парламента состоялось совещание межфракционного депутатского объединения «Наука и высокие технологии» под председательством члена Комитета Государственной думы по науке и наукоемким технологиям, академика и вице-президента РАН, лауреата Нобелевской премии Жореса Алферова. «ВПК» посчитал нужным ознакомить читателей газеты с содержанием выступлений участников этого форума. Мы потеряли 20 лет Жорес Алферов,
член Комитета Государственной думы по науке и наукоемким технологиям, академик и вице-президент РАН, лауреат Нобелевской премии:
— Тема нашего совещания «Перспективы развития промышленности высоких технологий и проблемы законодательного сопровождения этого процесса». Сегодня нет более важной задачи для страны, чем возрождение промышленности в целом и промышленности высоких технологий в частности.
Как неоднократно говорилось с самых разных трибун, в России была проведена специфическая модернизация экономической политики, которая привела к деиндустриализации страны. Она вступила в постиндустриальный период, если понимать под этим ликвидацию индустрии. В США постиндустриальный период и инновационное общество начинались на основе развития современных технологий и прежде всего микроэлектроники. А у нас начали с варварской, воровской приватизации, разрушив передовые отрасли промышленности Советского Союза, индустриальную базу, на основе которой можно было создать современные технологии.
Мы потеряли 20 лет. А в это время во всем мире шло бурное развитие новейших технологий. Я не буду называть особо важные революционные изменения в науке, но напомню, что первая половина ХХ столетия — это формирование квантовой физики и современной химии. Вторая половина ХХ века — развитие новых технологий на основе полученных научных знаний. Сегодня это прежде всего развитие биологии, науки о жизни на основе достижений опять же физики. С началом ХХI века мир вступил в формирование целого ряда новых технологий, а мы, повторяю, потеряли 20 лет.
Сейчас перед страной стоит необычайно сложная задача. Как выйти на современный уровень? Возможно ли это? Сложно, но думаю, все-таки можно одним способом — развивая современную науку. Я неоднократно приводил слова одного из самых выдающихся ученых ХХ века, человека, который многократно бывал в нашей стране, выдающегося физика, нобелевского лауреата Фредерика Жолио-Кюри. Выступая в 1950 году в «Колледж де Франс» на мемориальной лекции по случаю своего 50-летия, он сказал, что каждая держава развивает науку, внося свою лепту в мировую цивилизацию. Если этого не происходит, страна подвергается колонизации.
Реально это происходит сейчас с нашей страной. Поэтому нам в Думе надо думать, каким образом законодательное сопровождение должно развивать научные исследования, научно-технический прогресс. С моей точки зрения, за минувший период Государственная дума работала крайне неэффективно. Да и не может она работать эффективно, если просто утверждает все законодательные предложения, вносимые правительством. Попросту штампует их и практически отвергает те, что разрабатываются в том числе различными фракциями. Например, когда появился проект «Сколково», который, безусловно, очень важен и нужен и в целом принесет определенную пользу, три фракции — КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» внесли поправки о том, что необходимо не территорию развивать, а род деятельности. Но они были отвергнуты главенствующим большинством в парламенте.
Хотя наше сегодняшнее совещание не обладает законодательными полномочиями, мы вправе сформулировать общие политические и законодательные требования.
И еще я бы отметил одну вещь, которая сегодня, к сожалению, прослеживается в политике страны. Да, международное сотрудничество в научной и технической сферах крайне необходимо. Мы им занимаемся постоянно. Но должны все делать осмотрительно, с пользой для отечественного ОПК. Напрасно кто-то считает, что если у нас есть деньги за нефть и газ, то можно заказать за рубежом все сложное вооружение и нам все принесут на блюдечке с голубой каемочкой. Такого не будет никогда. Это на самом деле порочный способ. Производить совершенное оружие, современную военную технику мы должны сами.
Куда податься выпускнику вуза? Игорь Федоров,
президент Ассоциации технических университетов, академик:
— В России сейчас насчитывается 190 вузов, в том числе 150 технических университетов, в которых обучаются более миллиона человек, желающих получить профессию инженера. Одним из основных достоинств российской высшей технической школы при сравнении с таким же образованием за рубежом была традиционно тесная связь с промышленностью. И в царское, и в советское время. К сожалению, теперь эта связь ослабла. Причин тому много. Одна из них — отсутствие распределения для студентов-бюджетников, которое налагало обоюдные обязательства как на выпускника вуза, так и на предприятие. Последнее гарантированно получало кадры и в свою очередь оказывало помощь учебному заведению в проведении практики, формировании экспериментальной базы, заказами на НИОКР. Это позволяло формировать и прогнозы потребностей промышленности в кадрах, повышало социальную защищенность выпускников.
В студенческой аудитории мне сегодня не раз приходилось обсуждать целесообразность возврата к послевузовскому распределению. И я видел раздумья на лицах ребят. Во всяком случае с резким отрицанием не столкнулся ни разу.
Сейчас распределения нет и вряд ли оно в скором времени вернется. Хотя, на мой взгляд, о его целесообразности следует подумать на государственном уровне. Тем более актуальными становятся другие юридические схемы, укрепляющие связи вузов и промышленных предприятий. К ним относятся, в частности, целевой прием и прием по договорам студентов в вузы предприятий. Целевой прием имеет ряд недостатков. Хотя эта схема действует несколько лет, она никак не может устояться. Причина? Предприятия не видят в только что окончившем школу абитуриенте своего будущего инженера.
Также стоит отметить, что при внеконкурсном поступлении вчерашних школьников имеет место неравенство возможностей поступающих. Хотя сегодня, когда мы сталкиваемся с недобором, целевой прием, видимо, оправдан.
Сейчас развивается контрактная система: студент — вуз — предприятие, в которой закреплены взаимные обязательства сторон, в том числе и в социальной сфере. Но здесь недостаточно законодательно проработаны вопросы ответственности сторон за выполнение обязательств и закрепления кадров.
Многие вопросы закрепления кадров на предприятиях могли быть решены (и отчасти решались) в ходе выполнения ФЦП «Национальная технологическая база», в которой участвовали 50 ведущих промышленных предприятий и вузов, рассматривались организационные и юридические проблемы их взаимодействия. К сожалению, сейчас кадровые разделы из программы исключены. А вопросов накопилось много. Это и совместная работа над образовательными стандартами, учебными планами, и создание филиалов кафедр по предприятиям, и привлечение их ведущих специалистов для преподавания в университетах, и проведение на предприятиях производственных практик, и передача вузам высокотехнологического оборудования, современных изделий…
Обучение в техническом университете обходится дорого, потому что необходимы дорогостоящие приборы и лабораторное оборудование. Их приобретение осуществляется за счет бюджета вуза, который, как правило, далеко не полностью закрывает его потребности. А также за счет внебюджетных средств, которые вуз зарабатывает сам, выполняя НИОКР, различные программы, осуществляя платное обучение. Прежде немалую помощь оказывали предприятия, передавая вузам (при проведении совместных НИОКР) оборудование, которое купить вообще невозможно. Теперь для такой передачи надо заплатить государству весьма значительный налог на прибыль. Но ни предприятие, ни вуз зачастую сделать это не в состоянии. Таким образом, важный канал развития материально-технической базы инженерных вузов оказался фактически перекрыт. Поэтому необходимо освободить процесс передачи оборудования от уплаты налога на прибыль, если оно предназначено для проведения учебного процесса.
Конечно, вузы используют и другие пути пополнения своей учебно-материальной базы: лаборатории удаленного доступа, центры коллективного пользования… Однако полностью «живую» аппаратуру они, конечно, не заменяют.
И несколько слов о классификаторе специальностей подготовки выпускников вузов. Этот вопрос очень важен. После продолжительных дискуссий такой классификатор создан и юридически закреплен. Но при его формировании допущены некоторые перекосы, выразившиеся в том, что, на мой взгляд, неоправданно оказался исключенным ряд специальностей. Например, в таких областях, как оптика, криогенная техника, и некоторых других сегодня вообще не осуществляется подготовка инженеров.
Сейчас, когда масштабы и качество обучения инженерных кадров планируется повышать, целесообразно еще раз вернуться к классификатору и обсудить его совместно с промышленностью, мнение которой в этом вопросе ранее было учтено недостаточно. Тем более что от этого зависит степень востребованности выпускников вузов. Особенно ощутим недостаток инженеров-конструкторов, инженеров-разработчиков новейшей техники и современных технологий, специалистов высшего класса.
Повторю: внимание государства к инженерам значительно ослабло. Мы теряем ребят, которые могли бы выбрать путь в инженеры еще в 5-6-х классах.
Жорес Алферов:
— В наших вузах и научных учреждениях главная проблема — невостребованность результатов труда. Когда мы были студентами, то работали на кафедрах инженерами, старшими лаборантами. Кафедрам заказывали много договорных работ, а инженерные специальности были крайне дефицитны и необходимы.
Когда наука в нашей стране станет вновь востребована, тогда новый мощный импульс получит и инженерное образование. Отпадет необходимость приглашать так называемых ведущих специалистов из-за рубежа и платить им несравнимую с нашей зарплату, при этом не решая конкретных научно-технических задач.
Проходной двор для иностранных компаний Геннадий Красников,
генеральный директор ООО «НИИ молекулярной электроники и завод «Микрон»:
— Микроэлектроника — основа большинства инноваций. Государства, имеющие собственные производства полупроводниковой продукции, поддерживают их через налоговое, тарифное регулирование, развитие рынков сбыта, преференций в госзаказах… История китайского «экономического чуда» и развитие хай-тека в КНР, на Тайване, а также принятие антикризисных мер в Евросоюзе показывают, насколько важно взвешенное участие государства в судьбе собственного производства микроэлектроники. В большинстве случаев под господдержкой понимаются прямые субсидии. На самом деле это целый комплекс мер — долевое участие государства в модернизации инфраструктуры, формирование национальных стандартов и системы сертификации как средства защиты собственных производителей от демпинга.
Такие жесткие стандарты и системы действуют на территории Евросоюза. В их создании принимают участие ведущие компании стран — членов ЕС. Мы знаем, например, что в Евросоюзе постоянно вводят стандарты, связанные с так называемыми зелеными технологиями. В соответствии с ними в микросхемах запрещено использовать свинец, различные вредные вещества. Все это делается с одной целью: защитить свой рынок от китайской продукции. Но и Китай также защищает свой рынок, когда утверждает какой-то стандарт на качество.
У нас же, к сожалению, государство никоим образом своего производителя не защищает.
В Японии, Южной Корее в начале 90-х годов практиковали частичное строительство новых предприятий за счет государственных ресурсов. А ранее южнокорейские предприятия могли получать госкредит в размере 50-80 процентов от необходимой суммы. Причем возврат денег начинался только с выходом предприятия на полную мощь и тогда, когда рост экспорта производимой на них продукции превышал 20 процентов. Кроме того, государство ежегодно уменьшало размер долга на пять процентов.
Сегодня долевое участие государства в создании современных заводов и их производственной деятельности также практикуется довольно часто, например, в Юго-Восточной Азии. В странах ЮВА, как и в Соединенных Штатах, разработана целая система налоговых льгот, что является одним из основных стимулов развития. Скажем, в США это налоговый кредит в размере 30 процентов для предприятий, занимающихся возобновляемыми источниками энергии. Идет дотация на создание одного рабочего места в размере двух-трех миллионов долларов. В Тайване вообще практикуются налоговые каникулы, различные вознаграждения за создание рабочих мест.
У нас же все происходит с точностью до наоборот. Мы сейчас запускаем новый проект («90 нанометров»), в связи с чем ставим на баланс новое оборудование на сумму более пяти миллиардов рублей. Но при этом должны платить Москве 200 миллионов рублей в год за то, что его завозим. Это совершенно новое оборудование и… новая база по налогообложению. Но мы ведь создаем дополнительные рабочие места, в чем должно быть заинтересовано государство. А вместо льгот получаем головную боль в виде дополнительных налоговых отчислений. Все это не идет ни в какое сравнение с условиями работы фирм и компаний развитых стран.
В той же Москве промышленные предприятия имеют тарифы на энергоносители, которые выше, чем в Европе (Германия, Франция). Разве это не предмет для изучения Государственной думой?
Значительную роль в развитии микроэлектронной промышленности также играют мировые полупроводниковые ассоциации, которые на национальном уровне отслеживают научно-исследовательские работы. В США это, например, Агентство перспективных договорных проектов, Департамент энергетики и другие. В Европе действует несколько глобальных программ поддержки и развития микроэлектроники. Ежегодный объем финансирования только по одной программе «Катрин» составляет почти 850 миллионов долларов. Эти программы рассчитаны на большую перспективу.
В Китае для развития электронной промышленности разработан уже 11-й пятилетний план, предусматривающий поддержку и развитие 15 дизайн-центров и создание 30 новых структур. С них планируется выручка по 10 миллиардов долларов.
В США при подготовке федеральных программ обязательно предусматривается преобразование результатов НИОКР военного применения в гражданское назначение и снижение рисков при разработке и создании дорогостоящей техники. Государство берет на себя при этом 50 процентов стоимости проекта. А интеллектуальная собственность становится собственностью того предприятия, которое ее производит. У нас же, как правило, само государство становится собственником такого ноу-хау и потом не знает, что с ним делать. Это никак не стимулирует предприятия.
Россия сегодня остается единственным незащищенным рынком и страной с неконкурентными экономическими условиями. Хотя та же Индия решила инвестировать пять миллиардов долларов в создание собственного микроэлектронного производства с нуля. Сейчас идет перекраивание мировой структуры такого рынка. Свои стратегии на этом направлении есть у всех развитых стран, кроме России, которая оказывается проходным двором для иностранных компаний. У нас нет ни такой программы, ни предпосылок к тому, чтобы кто-то этим занимался.
Для развития микро-электроники России нужна долгосрочная государственная стратегия. Опыт Тайваня, Южной Кореи, других стран говорит о том, что нам необходимо создать такую «дорожную карту» по формированию рынка и гарантировать заказ стратегическим партнерам.
Жорес Алферов:
— В СССР в сфере электроники работали три тысячи предприятий, 400 институтов, трудились три миллиона человек. Сегодня электроника осталась в России на уровне 20-25 процентов от того, что было в советское время. А ведь это стратегическое направление, без которого не может развиваться ничего. И государство, безусловно, должно дать этому соответствующий импульс.
Спасите прикладную авиационную науку!
Анатолий Квочур,
главный конструктор ФГУП «Пилотажно-исследовательский центр», Герой России, заслуженный летчик-испытатель СССР:
— Расскажу о ситуации, которая сложилась у нас на таком важнейшем направлении, как прикладные опережающие летные исследования. Этот процесс обеспечивал Летно-исследовательский институт, созданный 70 лет назад по решению Сталина и инициативе выдающегося летчика Михаила Громова. И вот теперь ЛИИ может прекратить свое существование.
К чему это приведет? Представьте себе, что неиспытанный самолет передают сразу на завод. Понятно, что может произойти с ним в полете… Но такова ситуация.
Стареют и вымирают основные фонды ЛИИ. Парк летающих лабораторий насчитывал 20 лет назад более 100 летательных аппаратов. Сейчас их, можно сказать, нет. Остался один самолет типа истребитель и две тяжелые машины, которые участвуют в процессе испытания двигателей. Вертолетов нет вообще.
Специалисты вымирают вместе с названными направлениями деятельности, поскольку если нет работы, нет и востребованности в новых кадрах. Уникальные носители знаний — ученые, инженеры, техники, летчики-испытатели уходят. Их уже почти не осталось. Я являюсь самым молодым летчиком-испытателем в ЛИИ, имеющим универсальные знания и освоившим различные типы летательных аппаратов. Но мне скоро 60 лет. Поэтому давайте подумаем о том, что будет завтра или послезавтра, когда ЛИИ вообще не станет.
Мы утратили ряд направлений исследовательской деятельности. Причем летные исследования — только одно из этих направлений, а их в институте десятки. Например, у нас уже второй год отрабатывается интересная тема «Госзаказ: интегрированно-модульная электроника». Мы получили очень хорошие результаты как по модульной авионике, так и по ее прикладному использованию в летных исследованиях. Но второй год не можем внедрить: получаем отказ от разработчиков авиационной техники. Почему? Потому, что у нас процветает пещерный капитализм. Все пытаются, как говорится, впарить то, что уже есть, внедрить то, что было еще вчера, позавчера.
Но давайте будем откровенны. То, что у нас появляется сегодня, в США родилось еще 20 лет назад. И даже того, что есть сегодня в Китае, у нас пока нет. Мы не догоняем даже Китай. Это тупик. На мой взгляд, государство не руководит этими процессами в должной степени. Что значит руководить? Формулировать цели и задачи, ставить их и контролировать выполнение независимо от того, какая форма собственности. Вектор движения не может определять собственник или даже группа собственников — только государство.
Каким образом мы запускаем даже маленькие спутники? С помощью огромных ракет-носителей. Они дожидаются своей очереди месяцы, даже годы, запускаются на неоптимальные орбиты и т. д. Я десять лет толкаюсь по всей стране с предложением использовать самолеты истребительного класса для мобильного выведения спутников. Знаем: и по военной, и по гражданской линии это будет очень востребовано. Наши конкуренты за рубежом этим уже занимаются. Ваш покорный слуга впервые такую работу выполнял еще в 1987 году. У нас до сих пор сохранились уникальные летательные аппараты, которые не имеют аналогов в мире по энергетическим возможностям.
Но воз и ныне там… Поэтому прошу Государственную думу спасти нашу авиационную прикладную науку.
Читайте также: Новости России и мира.